Вступительное слово

Здравствуйте, уважаемые читатели!

Вы держите в руках 14-й, специальный выпуск газеты, посвящённый знаменательной для нашей страны дате. 15 ноября 1988 года свой легендарный полёт совершил многоразовый орбитальный корабль-ракетоплан «Буран», и в этом году мы отмечаем тридцатилетие данного события!

Большая часть номера посвящена именно этому прорыву к новым космическим и научно-техническим рубежам, совершённому Советским народом. Переоценить это событие невозможно. Оно знаково. Но содержится и часть, посвящённая делам и событиям Русского Космического Общества, в котором объединились люди, бережно хранящие память о великих свершениях прошлого. Стремящиеся словом и действием внести посильный вклад в общее дело – приумножение силы, славы и слова отечественной космонавтики. Одним из таких людей является Ярошевский Дмитрий Васильевич, член Совета по культуре Русского Космического Общества, куратор Всероссийского арт-фестиваля «Буран – крылатая легенда». Его небольшой рассказ о событиях из жизни его семьи, непосредственно связанной с историей Бурана, является прекрасной иллюстрацией сказанного выше.

Редакционный Совет

«Бураном» окрылённые!

(история одной семьи в истории Великой страны)

Появившись на нашей книжной полке, он сразу привлек к себе моё внимание: необычно яркий красивый «фирменный» плакатик в виде фотогра-фии с американским шаттлом «Колумбия», застывшем на стартовой позиции, словно огромный диковинный зверь перед решающим прыжком где-то в штате Флорида на далёком мысе Канаверал…

– Нравится? – Спросил меня отец, на миг отрываясь от стопки бумажных листов, густо испещрённых сложными математическими формулами. ‒ Ничего, скоро и у нас такой будет, не хуже!

Так я, наверное, впервые в своей жизни столкнулся с темой «Бурана». Постепенно о нем заговорили все ‒ сперва с оглядкой и тихо, в служебных кабинетах и лабораториях, а потом и в уличных очередях и на домашних кухнях. Большая страна привычно ждала очередного технического чуда, каким, безусловно, и был многоразовый орбитальный корабль-ракетоплан «Буран»! Уже в середине 80-х, на последнем курсе Жуковского авиационного техникума им. В.А. Казакова, где я учился, многие старшекурсники и выпускники-практиканты щеголяли в куртках-«стройотрядках» с его узнаваемым изображением. В те дни даже мы, скромные учащиеся ЖАТА, будущие лаборанты и авиатехники, чувствовали себя причастными к чему-то грандиозному и великому, к этому очередному «нашему ответу Чемберлену» на пресловутый план рейгановских «звездных войн»! Вплотную со своими коллегами занимался «Бураном» и мой отец ‒ один из ведущих специалистов Центрального аэрогидродинамического института (ЦАГИ), доктор технических наук Василий Александрович Ярошевский.

…Папа любил свою работу и без преувеличения отдавал ей почти все своё время, иногда в ущерб семейной жизни. Но мы, домашние, привыкли к этому, понимая, что живём рядом с человеком, чьи достижения уже стали значительным вкладом в отечественную и мировую науку. О работе своей он рассказывать не любил, и когда я, изнывая от понятного юношеского любопытства, пытался иной раз выспрашивать у него что-то интересное по поводу того, чем он занимается в текущий момент, мгновенно сворачивал беседу или переводил её совсем в другое русло.

Зато много и охотно рассказывал о своём военном детстве в осажденной гитлеровцами Москве. О том, как страшно было, когда первые немецкие самолёты со зловещими черными крестами на крыльях и с характерным противным жужжанием начинали кружить над столицей, как ловили их наши зенитчики в перекрестья лучей мощных прожекторов, и как жалко смотрелись эти же СТР. 2 СТР. 12 СТР. 13 СТР. 12 нацистские стервятники, сбитые, ободранные и бесхвостые, выставленные напоказ на одной из центральных площадей города. Как потерянно брели потом по московским улицам нескончаемые серые колонны военнопленных, на пряжках ремней которых почему-то красовалось изречение никак не совместимое с их деяниями ‒ «С нами Бог!»... И как, наблюдая все это, жадно впитывая подобно губке каждый момент происходящего, будучи совсем ещё юным мальчишкой, дал он себе серьёзное обещание, что став взрослым, выучится на авиационного инженера и поможет создавать такие мощные крылатые машины, чтобы ни одна вражья нечисть не посягала больше на границы нашей Родины.

Но возвратимся к «Бурану». По Советскому Союзу вовсю бродил уже призрак приближавшейся «перестройки», а, между тем, полёты американских «челноков-шаттлов», летавших на орбиту один за другим, становились чем-то обыденным и привычным. Особенно, помнится, хвастался этим широкоформатный журнал «Америка» – извечный ретранслятор заокеанской мечты, исподволь рассказывающий своим читателям о запретных, но столь заманчивых плодах капиталистического «рая».

Проходя срочную службу в далеком Забайкальском военном округе, я, конечно, слышал время от времени о том, что продолжаются работы над созданием воздушно-космического самолёта, которому и надлежит стать тем самым «космическим трамвайчиком», постоянно курсирующим между Землёй и только что запущенной станцией «Мир». Сам же старт нашего «челнока», равно как и его единственный беспилотный орбитальный полёт в ноябре 1988 г. прошел на удивление тихо, без обычной в таких случаях газетной шумихи. Между тем, кругом уже раздавались скептические голоса о том, что «Буран», дескать, слишком дорог для России новой формации, и не лучше ли пустить эти средства на более интенсивную смычку с остальным «цивилизованным миром»?

В 1991 году прекратила своё фактическое существование великая советская страна, а отца и его коллег ‒ группу ученых ЦАГИ ‒ примерно в это же время наградили в Кремле высокими государственными наградами, именно за разработку «Бурана», ну а потом… произошло то, что можно сейчас прочитать в любой хрестоматии, рассказывающей о внезапном закрытии этого эпохального проекта. Только сейчас, находясь уже в зрелом возрасте, я могу, наверное, догадываться, что чувствовали тогда мой отец и его соратники, что ощущали летчики-испытатели и космонавты из легендарной «Волчьей стаи» (такое название по имени их отважного командира Игоря Петровича Волка прочно закрепилось за небольшим отрядом испытателей корабля), когда буквально на их глазах ставился крест на, возможно, самом серьёзном творении их жизни... Нам, молодым, тоже было грустно, но мы ещё не понимали, куда идёт российская держава, и какие «прекрасные» времена ждут её в этом внезапно приблизившемся «счастливом будущем»…

На центральной аллее Быковского мемориального кладбища, над могилой, где похоронен мой отец, известный ученый, член-корр. РАН, заслуженный профессор МФТИ Василий Александрович Ярошевский, стоит черный гранитный обелиск, в нижней части которого изображен земной шар, «Буран», парящий над планетой, и одна из выведенных им формул схода космического аппарата с орбиты.

Глядя на это изображение, я часто думаю о том, сколько таких же вот учё-ных, инженеров и лётчиков, уже ушедших и ещё ныне живущих, с громкими или совсем неизвестными именами есть сейчас по всей нашей необъятной Матушке России? Будут ли помнить их благодарные потомки через десять, сто, тысячу лет…, когда наше человечество, наконец, и вправду выйдет за пределы Солнечной системы, а может и Галактики?! Но мы, несомненно, должны сделать всё, чтобы эту память сохранить. А сам «Буран» – не просто ещё один фрагмент нашей истории, не только символ дерзкого научного прорыва и горький урок небрежного отношения к своим собственным достижениям. Это ещё и твёрдая вера в то, что люди, подобные моему отцу, «Бураном» окрыленные и, по сути, им же сожженные, не напрасно отдали ему в своё время столько сил и энергии!